(– Не знал, что ты увлекаешься такими вещами… – удивленно сказал Адам, разглядывая глайдер поздно вечером, когда отмели все сложные планы и остановились на этом, простом и последнем, и Вита махнула на такси домой и вернулась верхом на глайдере: приземистом, серо-стальном.
– А я и не увлекаюсь, – сказала она. – Купила, можно сказать, сдуру.
Ей не нравилось, когда он о ней чего-то не знал…)
В квартире было уже достаточно холодно. Оба кондиционера работали на полную мощность. Адам сгонял в ночной универмаг, купил детскую ванночку, пару пуховых перин, большие пластиковые чехлы для пальто. Когда он вернулся, у подъезда дожидался военный фургончик и сонный усатый мичман. Адам расписался в получении груза, мичман козырнул и уехал. Двадцатилитровые термосы с жидким азотом пришлось волочь на третий этаж самостоятельно. Зато большой пакет из универмага шустрые мальчики в пестрой униформе порывались затащить внутрь квартиры, распаковать, расставить… Адам с трудом расплатился с ними на пороге.
Адам обложил периной ванночку, потом аккуратно натянул сверху один чехол, потом обернул все второй периной и натянул следующий чехол, побольше. Получился прекрасный термоизолирующий кокон. Жидкий азот будет поступать внутрь по обычной медицинской капельнице. Холода хватит на несколько суток.
– Вита! – позвал он.
Вита не ответила, и он пошел за ней, в соседнюю комнату.
На диване совсем по-человечески лежал мертвый котенок, одетый в тельняшку и чуть великоватые черные брюки. Руки были сложены на груди. Обе, отметил Адам. Витка все-таки пришила отрезанную кисть. Длинный рукав скрыл неумелый шов. Мертвые пальцы сжимали маленький елочный шарик с серебряными звездочками. Рядом, у закрытого зеркала, горел светильничек.
Вита сидела на полу, поджав ноги. Она не заметила, как вошел Адам. Закрыв глаза, чуть покачивая головой, она очень тихо, без слов, пела колыбельную.
Только сейчас, на четвертый – или уже на пятый? – день Вита наконец поняла, что Зона оставила её в покое. Очень странное чувство: вроде бы ничего не изменилось, ни внешне, ни внутренне. Но тогда требовалось производить над собой какие-то усилия (незаметные, автоматические) – чтобы остаться тем, кто ты есть. Иногда подмывало расслабиться и посмотреть, что получится. Но расслабиться – именно в этом смысле, в этой плоскости – за все времена так ни разу и не удалось: срабатывал какой-то предохранитель и заставлял держаться, держаться, тянуть ногу, щурить глаз… короче, изображать из себя ту себя, к которой все привыкли…
Сегодня она была вялой, но свободной.
И в силу вялости и свободы, поучаствовав в меру сил в написании липового, для постороннего глаза, отчета, Вита потащила Адама обедать не в кафешку, как обычно, а к родителям. В конце концов надо хоть изредка навещать их…
– Это будет выглядеть двусмысленно, – сказал Адам; они выскочили из гостиницы и тут же попали под светлый теплый дождь.
– Пренебреги, – отмахнулась Вита. – Обычный воскресный обед.
– Сегодня суббота.
– Ну и что? Кого я только на них не водила!..
– Я и говорю: двусмысленно.
– Я тебя укушу!
– И как я тогда буду сидеть за столом?
– Скосоебившись…
– Как-как?..
– Тьфу! Скособочившись. Поймаю Фрейда – убью на фиг!
– Он же старенький…
– Ладно. – Вита обогнала Адама, развернулась и уперлась ему ладошками в грудь, останавливая. – Значит, так. Сейчас я буду объяснять, а ты понимай. Понимай! Я не знаю, чего во мне хочет женщина, чего – Бог, а чего – воинский начальник. Меня к тебе тянет чертовски, давно ни к кому так не тянуло, и я это вовсе не хочу скрывать. Но! Большое такое НО – двухметровыми буквами. Ты – латентный телепат. Я тебе уже говорила. А я – как бы это сказать… Я могу это в тебе нечаянно инициировать. И тогда я тебя потеряю. Понимаешь, да? Тебя у меня отберут… обставят охраной… А инициация проще всего происходит именно в постели. Именно когда… Но если я буду от тебя убегать, я тоже тебя потеряю. А я уже не хочу. И что мне делать? Что, скажи, пожалуйста, мне делать?.. – Она вдруг всхлипнула. – Сейчас, сейчас… уже все. Теперь ты все знаешь. Теперь легче, правда? И пошли обедать, я жутко голодная, а мама делает всякие вкусности…
Адам долго молчал. Шагал, по-детски стараясь не наступать на трещины в ярком сочном асфальте.
– Ты думаешь, это нас нарочно… свели? – спросил он наконец.
– Мартын, он такой: на руках фоска, а в рукаве всегда четверка тузов и джокер. Понимаешь? Как бы карты ни легли, а он в выигрыше. Либо он ставит раком кузенов, либо на дармовщинку получает мощного и пока что не засвеченного телепата, либо что-то еще… Наверняка что-то еще. Говорил же тебе дядя Коля, что нас используют втемную. Мартын закрутил эту дурацкую комбинацию… с ловлей на живца и все такое – как первый этап… Пока, видишь, клюет не та рыба.
– Пока клюет только жареный петух. Причем не на нас, а прямо в темечко.
– Я думаю, сейчас мы ему отомстим. Мама обещала курицу «Полет».
– Это как?
– Берешь бутылку пива, открываешь, натягиваешь на неё курицу, обмазываешь сметаной со специями и суешь в духовку. Потом главное – не сожрать вместе с костями бутылку. Просто и элегантно… – И Вита продемонстрировала, как выглядит курица «Полет», вид сбоку.
– Понял… Знаешь, что меня смущает больше всего? То, что мы, похоже, никому на фиг не нужны со всеми своими заморочками. На нас должны выйти вот, вот, вот и вот!.. – Он с хрустом загнул четыре пальца. – И где они? Я же этих котов жду – каждую секунду…