За право летать - Страница 69

Взрывчатки хватило на шестнадцать. Время же шло, шло, шло, шло, вечер, ночь, потом началось утро – а оно все ещё оставалось. Когда Юлька и её группа закончили работу и выбрались из бункера на поверхность, корабли только выстраивались на поле в очереди к антигравам…

Визибл Толик надел ещё до того, как его «двушку» с бортовым номером 46 вкатили на стартовый стол, надел, чтобы успеть привыкнуть к новому взгляду на мир. Поэтому собственно взлет, площадка на высоте восемьдесят пять в ожидании замыкающих, быстрое построение – все это было легко, главное – не отвлекаться. Потом он сказал Алану: веди – и стал осматриваться по-настоящему.

Такого он ещё не видел никогда. Пространство было густым, как гороховый суп. Пока что ни одного имперца на глаза не попадалось. Земляне и марцалы плотно занимали весь нижний эшелон – до радиационных поясов. Несколько групп «Лонграйдеров» в крутом кабрировании пересекали пояса, торопясь поскорее из них вынырнуть (собственно, не радиация там страшна: она слабенькая, а триполяр неплохо защищает и от куда более сильной, скажем, от удара рентген-лазера; но в поясах начинал непонятно и непредсказуемо глючить визибл…) – а выше, где-то на полпути к Луне, висела группировка десятка в три «Хаммеров», этакий передовой бастион.

А снизу все подходили, подходили, подходили новые силы!

Только в видимой Толику полусфере сейчас было более тысячи кораблей. И, наверное, столько же – как минимум – было в невидимой. Из Пулково поднялась едва ли треть… и если на остальных базах все обстоит так же…

Ну, будет дело!

Где же, черт возьми, эти долбанные крейсера?

Одновременная и непрерывная работа всех антигравов базы очень скоро привела к тому, что в небе вырос исполинский, почти черный внутри, полый облачный купол. Из города видно было, что вершина его, увенчанная тонкими, с фантастическими завитками, перьями, уходила километров на сорок в высоту и сияла там ослепительно; края страшно набрякли и вворачивались сами в себя; стремительный ветер, летящий к центру и потом вверх, срывал с этих краев седые дрожащие струи и рвал их в клочья. Где-то в толще купола начинали пульсировать молнии.

А над базой просто сгустилась неправильная ночь. Свет лился над землей, неправильный красноватый свет. Темный свод над головой каменел на глазах. Ветер ревел. По полю в тучах песка волокло обломанные сучья, катило вприпрыжку пустые ящики и черные пластиковые мешки, набитые мусором. Взлетающие «Арамисы» мотало и даже переворачивало, пока они не набирали приличную скорость и высоту. Их тоже сдувало этим начинающимся ураганом…

Барс легким толчком направил Юльку обратно в холодное, пованивающее дерьмом и резиной нутро бункера. Потом закрыл дверь. Сразу настала тишина. Тяжелый засов вошел в пазы беззвучно.

– Понятно? – спросил он даже не голосом – одними глазами. Но вопрос именно прозвучал. И отдался от стен.

– Да, – ответила Юлька, чуть вздрагивая от внутреннего перенапряжения. Стальные колючие нити протянулись внутри нее, причиняя боль и немного страха. – Да, я поняла.

– По моему звонку. – Он кивнул на черный высокий телефон, стоящий посреди стола.

– По твоему звонку, – повторила Юлька. – По твоему звонку.

– И если понадобится открыть дверь, откроешь только мне.

– Только тебе.

– Все.

Он ушел. Юлька некоторое время хранила на ладони тепло его руки и холод засова. Потом ощущения смешались.

Их было четверо теперь: трое светлоглазых гардемарин и она. Остальных Барс увел с собой. Юлька догадывалась, что к другой кнопке. Она только не знала, где находится эта другая кнопка.

И не хотела знать.

Зато она выучила имена мальчишек: Иван, Антон, Петр. И научилась их различать.

Под низким потолком тускло-желто светилась оплетенная сеткой лампочка.

Прошло несколько минут молчания.

– Бонжоюр, Пиерре! – вдруг напряженным срывающимся голосом сказал Антон. – Ою коюрсту аинси?

– Аужоурд-хуи ноус авонс уне соирее де фин детудес ет жаи енкоре беаюкоюп де схозе а фаире, – медленно, почти по слогам, ответил Петр. – Поур ле момент же ме депесхе д аллер схец ле коиффер. Виенс авес мои!

– Же не саис пас се куе же доис фаире, а враи дире. Ил ме фаудрайт аусси ме фаире коупер лес схевеукс, маис жаи сеулемент уне деми-хеуре а ма диспоситион.

– Эх биен, – сказал третий, Иван, глядя на Юльку. – Эсту контенте дерте венуэ авес ноус?

– Ноис авос ле темп, – торопливо сказал Петр. – Данс ла жоурнее ил ни а пас беаюкоюп де монде схец ле коиффе-ур, ет ил се троуве иси ау соин де ла руэ.

– Гардец ле лит пендант квелквес жоурс. – Губы Ивана растянулись в тонкую усмешку.

– Ох оуи, ил файт си схауд аужоурд-хуи, аллонс плитот а ла плаге, – сказал ему Петр. – Ил геле форт. Л-хивер с-аннонсе трес руде.

– Пиерре, вази ле премиер, мои же пассераи енсуите. – Иван уже откровенно смеялся. – Пассец, силь воус плайт, данс сетте пиесе, он ва пренде вое мезурес.

– Прекратите, – сказала Юлька. – Прекратите немедленно!

– А что такого? – спросил Иван. – Мы учим французский язык. Используем паузу в занятиях и учим французский язык. Надо повышать свой образовательный уровень. Это обязанность гардемарина. Мы её исполняем.

– Все должны исполнять свои обязанности, – подхватил Антон. – Войец, воиси дес схантереллес, дес болетс ет дес сепес.

– Же прендраи селле-си. – Петр облизнул губы.

– Куелле бонне идее. – Иван привстал, потом сел. Непроизвольно запустил пальцы за воротник форменного синего джемпера. – Пар оу аллонс-ноус комменсер?