За право летать - Страница 91

Так вот, в отличие от сопровождающих, здешние хреновины и их непростую нумерацию Коля знал хорошо. Хреновина «Первая» – это буфет в полуподвале, имитирующий царство Нептуна, но в гиперреалистическом ключе; от двух русалок, охраняющих вход в буфет, шарахались даже видавшие виды депутаты. «Вторая» – старая пальма на площадке между первым и вторым этажами, от неё шла крохотная галерейка во флигель. «Третья» – уникальный гипсовый барельеф «Ильич на природе размышляет о судьбах России».

Ильича по случаю какого-то юбилея наскоро переделали в Пушкина. Эту самую «третью» следовало сейчас во что бы то ни стало выдать за «первую», с тем, чтобы «второй», согласно законам арифметики, стала «четвертая» – порождение все того же не к ночи будь помянутого ваятеля, названное «Преддверием царства Мельпомены»: обвешанное театральными масками и уродливыми куклами фойе перед конференц-залом (кстати, самым обыкновенным). Отсюда тоже начиналась короткая двусветная, с балкончиками, галерея, по прихоти архитектора соединявшая четвертые этажи двух пятиэтажных корпусов; надо сказать, что с фасада дом напоминал перевернутую табуретку с очень толстыми ножками: два этажа были обычные, а потом у архитектора воспалилось воображение, и двухэтажную часть обрамили две пятиэтажные башни, одна с часами, другая с куполом, как у планетария. Возможно, это было оправдано, потому что строиться все это начинало как Дом пионеров…

– Ну и хреновина, – восхитился Коля, кивнув на Ильича-Пушкина. – Такого и не придумать!

– А где тут галерея? – огляделся один из конвоиров.

– Старый хрен сказал: «вверх до второй». А это, наверное, первая, – решил другой конвоир.

Они миновали пальму и дотопали до конференц-зала. И Коля подумал, что, наверное, свалял дурака и надо было идти, куда привезли.

У двери конференц-зала с ленцой расхаживали трое, одетых словно бы в униформу: черные кожаные штаны, кожаные безрукавки, тяжелые ботинки с берцами. На крепких шеях болтались на цепочках стальные медальоны, но изображение рассмотреть было трудно. Дверь зала была чуть приоткрыта, и из-за неё доносился невнятный галдеж, звуки ударов и приглушенные вскрики.

– Ага, вот и галерея, – обрадовался конвоир. – Коллега, Шимоха там обосновался?

– Наверное, – сказал один из «коллег». – Что, к нему этого плюха тащите? – Он кивнул на Колю. – Давайте лучше сюда, целее будет.

– Не, доктор сказал, в морг, – хохотнул конвоир, и они пошли к галерее. В зале вдруг стало тихо. Страшно, неимоверно, невозможно тихо, и Коля непроизвольно обернулся, но его толкнули в шею: – Давай-давай. Пошел!..

– Нехрен заглядываться, – подхватил другой конвоир.

Он понял вдруг, что его конвоиры боятся этих кожаных – их выдавали неестественно приподнятые голоса.

Во второй пятиэтажке, в отличие от первой, сновало множество какого-то странного народа. Небритый бомжеватого вида мужик, разя перегаром, вежливо спросил их, будут ли сегодня давать оружие, а если да, то где? Конвоиры опешили – и, видимо, близкие к панике, единым духом проскочили длинный коридор, с удивительной сноровкой лавируя меж снующих людей. Что, впрочем, не помешало Коле несколько раз поздороваться со знакомыми и смутно знакомыми людьми – и отметить, привычно гася все эмоции, что здесь нет тех, кого он боялся увидеть. А значит, потеряно, может быть, не все… На виду у здешних обитателей оружия не наблюдалось, а вот под одеждой наверняка было, и для многих это непривычно и неудобно. И еще: в воздухе разлита та истерическая нервная настороженность, при которой стук упавшей табуретки может вызвать ответный шквальный огонь.

В конце коридора первый конвоир зажал Колю в углу маленькой унылой курительной, а второй пошел обратно, на ходу заглядывая в кабинеты. По дороге туда – с левой стороны, обратно – с правой. Видок у него чем дальше, тем становился озадаченней.

– Ребята, вы извините, конечно, – рискнул Коля, – но вы точно ничего не перепутали?

Они переглянулись. Второй приглашающе мотнул головой, первый привычно взял Колю за локоть, и тот, перебирая ногами несколько быстрее, чем ему хотелось бы, оказался перед дверью одного из кабинетов, в которой торчал ключ, а затем и за ней, причем совершенно один.

Ключ трижды повернулся в замке, послышались удаляющиеся шаги. Надо полагать, похитители решили по-быстрому разыскать загадочного Шимоху, не таская за собой балласт, к тому же – узнаваемый балласт.

Внутренность кабинета – вернее сказать, внутренности – вполне объясняли удивление на лице конвоира, а также вызывали множество неприятных вопросов и подсказывали множество ещё менее приятных ответов. Шкаф и стол выпотрошены, ящики стола свалены грудой в углу, ковер перевернут и заляпан чем-то неприятно-темным и совсем ещё свежим, обивка гостевого кресла вспорота… Колю вела интуиция, а не любопытство, когда он подходил поближе к разоренному столу, справедливо опасаясь найти под ним бывшего хозяина кабинета. Но нашел – лежащий на боку стул, обычный, не офисный, с четырьмя ножками и жесткой спинкой, которой был придавлен обыкновенный серо-голубой клетчатый пиджак.

Коля поднял его и быстро проверил карманы. Ключ оказался в боковом правом. Сдернув свою приметную зеленую шелковую майку и натягивая на голое тело слишком узкий в плечах пиджачок, Коля подумал: «Мне сегодня везет». И испуганно поплевал через левое плечо.

Надо было торопиться. Он подобрал с десяток пухлых папок, сложил из них штабель, подхватил его снизу, прижал подбородком сверху и быстро пошел обратно по коридору, потом вниз по лестнице до второго этажа, потом до пальмы, потом по галерее к флигелю… На выходе из галереи стоял вальяжный пузатый мужик с пшеничными усами.